Образ «сосредоточенного» замкнутого пространства, именуемого «кабинетом», появляется в XVIII столетии в эпоху Просвещения. Он возникает как место интеллектуальных размышлений о философии знания, включающего в себя и тайные науки. В его уединенности открывается модель мира как энциклопедия, как фокус «текста», способного описать всю реальность мироздания. Утопия кабинетного мироустройства, подвергаясь сомнению и критике, завершается в следующем, XIX столетии, эволюционируя в функциональную реальность, в живую практику, в ее самодостаточность решений узкопрофессиональных задач. Яркая вспышка метафизики на короткий период заставляет вновь пересмотреть культуру «кабинета», вернув его смыслы в слои мистики и таинственности, в пространства с задернутыми шторами и с отсутствием дневного света. Постепенно лучи солнца возвращаются в его измерения, освещая предметный мир, полки с книгами, рабочий стол, на котором реализуются автономные практики. Кабинет обретает суверенный статус, в его смысловых слоях проявляется социальная актуальность личности; она утверждает не только свою независимость, но и право на получение особой роли в обществе и позиции мастера, эстетизируя феноменальность «кабинета».

«Кабинеты» Сергея Мейтува принадлежат именно этой арт-территории, они манифестируют театр, в котором вещи рассказывают о своем владельце, локализуясь в мизансцене с отсутствующим героем. Ее фактура, ее вещественность животворит внутренние измерения «кабинета», а ее форма выстраивает пространственную драматургию, превращая малый мир в проект универсальных человеческих возможностей, одновременно сохраняя трогательную интимность рабочей комнаты.

Культура Сергея Мейтува оплодотворяется идеями Марселя Дюшана, многомерностью его творческой мысли, отсылая к легендарной «зеленой коробке», в которой таится весь авангард XX столетия. Вместе с тем пластика «кабинета» вмещает в себя и гоголевские шкатулки и «комнату Раскольникова, похожую на шкаф», описанную Ф. Достоевским и, естественно, «сундук» Д. Хармса. Она заставляет зрителя всматриваться в уголки пространства, прослеживать все его ниши, конструктивистские и барочные сдвиги и подключаться к его энергии. Каждый «кабинет» Сергея Мейтува обязательно снабжается таинственной аппаратурой и проводами, несущими в себе особую коммуникацию и магические связи с высшими силами. Его пространственная феноменальность не только обращена к созерцающей личности, но, и действуя образностью обратной перспективы, стремится открыть ей свою тайну. Ее структура позволяет зрителю вернуться в «утраченное время», в мир «городка в табакерке», где каждый предмет органично связан со всей целостностью этой модели этического общения человека с бескорыстием реальности. К утверждению У. Шекспира – «весь мир есть театр» Сергей Мейтув, именуя кабинет мастерской, добавляет – «весь мир – человеческая мастерская» и «мастерская человека – это весь мир». Микрокосмос вещей в этой мастерской естественно переходит в вещекосмос, где вещь, спасенная человеком, творцом, начинает спасать его самого. Она, пройдя все испытания на полезность, функциональность, открывается своей интимной стороной, включая в себя историю владельца. Простые столовые вилки, детские куклы, электрические лампочки, уставшие от своего непрерывного труда, неожиданно превращаются в руках мастера в магические сущности, одухотворенные субъекты, вступая в новый диалог с художником. В его пространственных слоях вещь, освобожденная от своей подчиненности, практической зависимости, вынуждает человека задавать вопрос о ней самой – что это такое? – подобно тому, как спрашивают: «Кто мы? Откуда? И куда мы идем?». Этот вопрос определяет абсолютно новые координаты бытия и самого человека и вещей, окружающих его, где вещь начинает диктовать свою волю человеку. Страдательный залог её прежнего существования меняется на активный, манифестируя экологические и этические принципы существования вещи в абсолютно античном понимании: не только «человек- мера всех вещей», но и в реверсе этого постулата, в его обратном векторе так же открывается совершенно иная целостность, подлинная симметрия взаимоотношений предмета и личности, осмысляясь как «вещь – мера всех людей». Собранный в «кабинете» и представленный в образности инсталляции, предметный мир Сергея Мейтува приобретает особую радикальность эстетического, реализованного через истинную беседу с вещью уже в рамках искусства. В ее неторопливости настойчиво и вместе с тем неуловимо живет феноменальность еврейского сознания и еврейской культуры. Она скрывается в заданных ограничениях размеров объекта, манифестируя строгие границы Торы, незримо свидетельствует о присутствии структурных принципов каббалы в знаковой системе координат сакральной иерархии кабинетов. Ее уникальность и выделенность из тотальной обезличенности нашей цивилизации утверждает кафкианское одиночество личности, погруженность в глубины драм и трагедий мировой истории, право на радостное восклицание при возможности проименовать предметы обыденной реальности, вернув им священные смыслы и символы. «Кабинеты» выстраиваются в целостное шествие, включая свои свидетельства, актуальность современной еврейской художественной мысли и образов – интимный мир витебских домиков Марка Шагала и очарование деревянных конструкций Луизы Невельсон, тонкие живописные вариации Рона Китая и «тихие» вещи Джима Дайна.

Обнаруженные в пространстве творчества как ready-made, предметы-вещи художника, выявленные из ситуации «ненужности», наделяются в «кабинете» иным к ним участием, иным сочувствием в их духовном претворении, отзываясь на эстетический отзыв-отклик. В этой концепции вещь естественно переходит из плоскости своего бытия в непосредственную художественную реальность, теряя свое миметическое присутствие и приобретая метафизику настоящего со-бытия. В топосе этого со-бытия художник становится проводником вещи, его творческий жест превращается в поток света, выхватывающий, как свидетельствует Мартин Хайдеггер, «предмет из тьмы потаенности, поднимаясь над сутью мира». В это мгновение художник осознает (и вместе с ним и мы, зрители), что вещь не исчерпывается своим видимым внешним образом и что она может быть обнаружена в своей органической глубине, в своем пределе, где вещь абсолютно доверяется человеку.

Сосуды из стекла, тюбики с высохшей краской, затупленные ножницы, перьевые ручки, радиодинамик времен позднего конструктивизма в художественном парадоксе «кабинета» превращаются из профанных вещей в сакральные ценности. Их барочная избыточность простоты, их напряженная гравитация смыслов в своей пластической драматургии становится малым зеркалом, в котором отражается «великое мира сего», предельная обнаженность ситуации, состояние накануне возвращения в единое гармоническое целое. Чувственная сторона воскресших предметов в пространстве проекта Сергея Мейтува отображает границу внутреннего и внешнего, проходящую через поверхность вещи, ее живую фактуру, одухотворенную тактильность. В ауре «кабинета» открывается космическое чувство одиночества человека и вместе с тем обитель спасения, пространство дома, очага размышления, у которого может отогреться душа, испуганная демонами социального космоса.